Он нажал кнопку, и зеркальная панель справа отошла в сторону, открывая внутренность бара.
– Коньячок,– сказал Абрек, вынимая бутылку.– Настоящий армянский, еще с «красных» времен. Знаю, ты любишь!
– Люблю! – согласился Ласковин.– С меня причитается.
– О чем ты? – удивился Абрек.– Это с нас причитается. Мы на тебе хорошие деньги сделали!
– Это как? – насторожился Ласковин.
– Ну, Конь своего не упустит. И… я же тебя предупреждал, верно?
– Просветил бы? – сказал Андрей.
– Не могу! – Абрек развел руками.– Не велено! На, чокнемся! Чтоб хотелось и моглось…
– Надо бы тебе, Андрюша, одеться поприличней,– сказал отец Егорий, оглядывая своего подопечного.– Степаныч, давай ему костюм купим. Официальный прием все-таки.
– Отчего ж не купить,– согласился Смушко.– Тем более день рожденья у него скоро!
– Да есть у меня что надеть! – засмеялся Андрей.– Целый гардероб зря пылится! А вот как насчет вас, отец Егорий?
– Мне проще,– усмехнулся Потмаков.– Я – монах. Оденусь по сану, и дело с концом. А ты тогда давай поезжай к себе, переоденься, а в полседьмого мы тебя заберем.
Уже месяц как Андрей не бывал на Блюхера. Запах нежилой, пыль на мебели, даже потолок вроде пониже стал.
Покопавшись в кассетах, Ласковин нашел старый альбом «Нау», врубил для улучшения атмосферы, затем достал из шкафа смокинг, рубашку, «бабочку» – забытые игрушки жены: для презентаций, для выходов парадных – «в люди», как говорила Мариночка. Странно, что и это с собой не увезла, когда съезжала.
Ласковин оделся. Поясок галстучный на дырочку укоротить пришлось: шея тоньше стала. Смешно.
Андрей поглядел на себя в зеркало… Что-то не так. Не сразу сообразил: голова. Оброс за три месяца. Это исправимо.
Ласковин взял телефон.
– Анжелика? Здравствуй, солнышко! Ласковин. Не трудно тебе подъехать, подстричь меня немножко? Нет, только подстричь! Этому твое «неподходящее время» не помешает, верно? Спасибо, солнышко! Бери такси и приезжай, жду. Ах, у тебя теперь машина? Поздравляю! Жду, солнышко!
Андрей положил трубку. Иногда, подумал, месячные как нельзя более кстати. Кто бы мог предположить?
Переодевшись по-домашнему, Андрей вернул смокинг в шкаф, посмотрел на часы: можно не торопиться. Позаниматься, что ли? Нет, настроение не то. Наташе позвонить? Набрал номер – никого. Вышла куда-то. Андрей ощутил разочарование. Надо чем-то заняться… Он взял с полки книжку, «Дураки вымирают» Пьюзо, открыл на середине и читал, пока не раздался звонок в дверь.
Анжелика смотрелась классно. И одежкой, и мордочкой. Не скажешь, что девушке уже за тридцатник. Впорхнула, защебетала, распылилась французским ароматом. Райская птичка. Когда-то они с Ласковиным неплохо повеселились. Даже в Болгарию вместе слетали, на золотой песочек.
Андрей принял плащ, длинный, из тонкой серой кожи.
– Не холодно? Ах да, ты же на машине!
Впрочем, Анжелика никогда не думала о функциональности одежды, только о том, как она в этой одежде смотрится.
– Руки замерзли, помоги сапожки снять!
– Ты же не в форме,– сказал Ласковин, поцеловав румяную щечку.
Присев, не без труда стащил с гостьи высоченные, с пятидюймовыми каблуками сапоги.
Похлопал по обтянутой черной сеточкой коленке:
– Люблю твои ножки, солнышко!
Он знал, как сделать даме приятно.
– А ты оброс,– запустив пальцы в шевелюру Ласковина, проворковала Ажелика.– Леший!
– Тапки надень… русалка! У меня месяц никто не убирал!
– Что так? Заболел? Или намек?
– Живу в другом месте.
– А-а-а… Смотри, Ласковин, не женись! Тебе не пойдет!
И пошла в комнату, поигрывая попкой. Несмотря на нимфоманский (и не беспочвенно) вид, мастером Анжелика была отличным. Через час прическе Ласковина позавидовал бы любой аристократ из довоенной Европы.
– Анжелика, ты гений! – признался Андрей.
– Тебя, Ласковин, только ленивый плохо подстричь может! – фыркнула та.– Волос подпружиненный, никакой фиксации не требуется, как будто куст стрижешь!
– Не прибедняйся! – улыбнулся Андрей.– Выпьешь?
– Я за рулем!
– Ну хоть кофе?
– Это давай. Поболтаем заодно.
Поболтаем – это безостановочный Анжеликин монолог. От собеседника требуется только головой кивать время от времени. По-своему удобно, но словоохотливость была не последней из причин, по которым несколько лет назад их регулярные встречи стали нерегулярными.
Выставить ее тоже было почти невозможно, хотя Ласковин и начал одеваться едва ли не за час до приезда отца Егория.
Анжелика с большим интересом наблюдала сначала за тем, как он разделся, потом – как облачился в выходное. И потребовала:
– Раздевайся!
– Что? – удивился Ласковин.
– Раздевайся, говорю! Ты в нем спал, что ли? Давай, давай! И утюг неси! Слушай, что мастер говорит!
Впрочем, когда в передней замурлыкал звонок, Ласковин, «отутюженный» и благоухающий, был в полной готовности.
– Тебе пошла бы сигара,– заметила Анжелика, окинув его критическим взглядом.
– Обойдусь! – ответил Андрей и пошел открывать. Сарычев, увидя его, восхищенно присвистнул.
– Моя работа! – гордо заявила Анжелика, возникая у Андрея из-за спины.
– Блеск! – галантно произнес Петя.– Карета ждет вас, сэр!
– С ума сошел! – возмутилась Анжелика, когда Ласковин попытался надеть на смокинг свой итальянский кожан.– Помнёшь! Так иди, не замерзнешь!
– Вас подвезти, леди? – спросил Сарычев, когда они спустились вниз. Анжелика сразила его наповал.
– В другой раз,– томно отозвалась бывшая ласковинская подружка и кивнула в сторону красного «пежо»,– я на колесах! А это вам, галантный мужчина!