– Пожалуйте, батюшка!
Первый кивнул величественно и, подбрасывая коленями полы длинного старомодного пальто, направился к дому. Но не дошел. Остановился метрах в семи от четырехступенчатого, под навесом (снег сверху – как белая разбухшая подушка), крыльца, благосклонно оглядел строение.
Дом и впрямь был хорош. Двухэтажный, выкрашенный любовно в три цвета: голубой, белый и желтый, с резными наличниками. На двускатной крыше – шестиугольная башенка с флюгером, труба с железной «шапочкой» – от снега.
Толстяк в полушубке, топая след в след по дорожке, круглобокой впадине между сугробов, подоспел, встал рядом с высоким, потер варежкой нос.
– Почем просят, Степаныч? – спросил первый хорошо поставленным гулким басом.
– Двести пятьдесят тысяч, батюшка! – Щеки у толстяка уже раскраснелись, но полушубок на груди был не запахнут, выдавая привычного к морозу человека.
– Долларов?
– Рубликов, отец Егорий! – Степаныч хихикнул от удовольствия, даже прижмурился.– Деревянненьких!
– Это как? – Высокий глянул сверху, строго.– Не много?
– Это батюшка, бесценок! Десятая часть от настоящей цены!
– Шутишь?
– Как можно, отец Егорий! – И снова хихикнул.
Высокий повел цепким взглядом по торчащим из сугробов яблоням. С трех сторон, вдоль забора, тесным строем стояли молодые темно-зеленые сосны. За соснами, дальше, поднимались скучные грязно-белые кирпичи двенадцатиэтажек. С третьей стороны – занесенный снегом пустырь.
«По какой же причине уцелел сей сказочный домик в пучине спального района?» – подумал отец Егорий, стиснув в кулаке черную с проседью бороду. А вслух спросил.
– Участок, поди, соток тридцать?
– Тридцать семь, батюшка! – Толстяк в полушубке так и лучился от удовольствия.
Фукнул ветер, и флюгер над башенкой – жестяной чертик, показывающий нос,– развернулся навстречь.
Высокий глянул на чертика сердито из-под щетинистых бровей.
– Что ж не снесли? – спросил он.
– Темное дело,– отозвался Степаныч.– Годика три назад – собирались. Садик детский планировали. Да что-то не сладилось. Затем два агентства на него зубы точили. Одно разорилось, а второе даже проект приготовило: на кондоминиум.
– И что же?
– Архитектор возьми да и помри. А второго наняли – наркоман оказался. В сумасшедшем доме теперь проектирует. Третий, впрочем, все нарисовал как надо, но пожар у него в офисе случился некстати. Четвертого и по сей день нет.
– Прямо детектив! – сказал высокий и скептически хмыкнул.
– Почище, батюшка! Дом-то на продаже уж второй год стоит. Покупателей хоть в мешок складывай. Да покупать не хотят. Сначала все хорошо, а чуть погодя – либо неприятность у них какая, либо сами отказываются. Уж и ремонт сделали – без толку. А цена падает!
Высокий с новым интересом оглядел разноцветный домик.
– Хозяин-то есть? – спросил он.
– А как же! Старушонка лет девяноста. Бойкая, однако. Она его на продажу и поставила. Через агент-
ство «Интероксидентал» – длинное, трудно толкуемое в переводе слово Степаныч выговорил четко, с явным удовольствием.
– Славный домик,– произнес отец Егорий.– И цена, выходит, невелика.
– Меньше некуда,– подтвердил толстяк.– Не гнилой, не севший, с виду – загляденье! Но слава про него уже пошла. Нехорошая. Чертовщинка. Не боитесь, отец Егорий?
– Чушь говоришь! – буркнул высокий.– Я – монах, мне Бога должно бояться, а не диавола! —
И, заметив хитринку в Степанычевых глазах, тоже усмехнулся: – Ты меня не подначивай! Давай отпирай дверь!
Внутренность осмотрели без суеты. Оба этажа, подвал, даже чердак. Все было в порядке. Нигде не текло, не трескалось. Все покрашено и оклеено. Два туалета, ванная, как в обычной квартире, батареи, обогреваемые снизу керосиновым котлом. Котел этот был единственным, вызвавшим сомнение у Степаныча: система удобная, но случись что не так – мигом все запылает.
– Это мы заменим! – сразу сказал он и постучал пальцем по обечайке котла: спущена ли вода? Спущена.
Отец Егорий замечаний не делал, но видно было: дом ему нравится.
Завершив осмотр, удовлетворенные, вернулись в гостиную, самую большую комнату в доме, и расселись по кожаным поскрипывающим стульям.
– В порядке,– подвел итог Степаныч.– Меблишки подвезти, отопитель другой поставить… Недельки через две можно уже и собрания устраивать. Не против, батюшка?
– Не против,– сказал отец Егорий.– Здесь обоснуемся. Давай организуй. Средства есть?
– А как же. Через пару дней должны перевести: на десять таких домов хватит. А договор я уже сегодня оформлю, раз вы согласны.
– А власти как?
– Власти – тут! – Толстяк похлопал себя по карману.– Вы уж с Богом, отец Егорий, а с этими я уговорюсь. Пустырек видели? И его отпишут, если приют вознамеримся строить.
– Будем строить,– подтвердил отец Егорий.– И приют, и столовую, и больницу. Молодец, староста! Славно управился!
– Благого дела ради, батюшка.– Толстяк опустил глаза.– Ради Божьего дела трудимся, чего ж себя жалеть?
– Верно! – Отец Егорий встал, и Степаныч тоже поднялся, проворно, как молодой.
– Поедемте в гостиницу, батюшка? Или пусть Петя сначала нас покушать завезет?
Отец Егорий покачал головой.
– Тут мой дом,– сказал он.– Ты поезжай, а я останусь. Встречу вас завтра, как утварь привезете.
– Удобно ли будет? – забеспокоился толстяк.
– Удобно. Дом хороший, не запущенный, печка на кухне есть. Растопить мне ее – в удовольствие, дрова в сенях сухие, а то приезжай, как управишься. Вместе посидим.
– Не могу, батюшка, не успею. А лучше бы вам все-таки уехать. Домик-то с фокусами, рассказывал же. Погодить бы день-два, я бы охрану организовал, систему американскую поставил, собачек обученных…