Я – инквизитор - Страница 82

Протяжный высокий гнусавый звук раздался над головой.

«Дудочка,– сообразил Андрей.– Та самая».

Тон звука поменялся. Как и первый, он был некрасив. Вызывал ощущение неудобства. Как надоевшая боль. Андрей глубоко вздохнул. Влажный пар напомнил ему, как мать в детстве лечила от бронхита. Но запах был другой.

Тон снова сменился. Андрей качнул головой и коснулся затылком Антонины. Женщина не отодвинулась. Звук перепрыгнул еще на секунду вверх, потом – почти на октаву вниз. Неудобство прошло. Сзади Ласковина обволакивало теплом… Свечное пламя растворилось. Теперь Андрей яснее видел собственное лицо… Что-то с ним было не так. У Ласковина заслезились глаза, он мигнул и… в зеркале был другой человек.

У этого человека, смотревшего сейчас на Андрея, была густая, аккуратно подстриженная борода. Из-под бороды выглядывал край рубахи без ворота, но с красным узором, похожим на тот, что на кухонном полотенце Антонины.

«Глюк,– подумал Ласковин.– Перенос реальных деталей на иллюзию».

Он читал об этом. У этой «иллюзии» было несомненное сходство с ним самим. Такие же светлые курчавые волосы и темные сросшиеся брови. И такие же темно-серые с синевой глаза. Вот только волосы бородача были длинней и перехвачены серебрящимся обручем. А нос был прямой и без ласковинского шрама. Такой, каким был у Андрея от рождения.

Бородач прищурился, будто смотрел против солнца, а потом широко улыбнулся, зубы у него были крупные, ровные. А правое плечо немного массивней левого. Совсем немного, просто у Ласковина был тренированный глаз.

Глубина зеркала заколебалась. Бородач протянул руку: сквозь пламя, через огонь свечи, вдруг ставший большим, как костер. Андрей ощутил вполне реальное твердое пожатие мозолистой ладони, увидел руку, ничем не отличавшуюся от его собственной, и покосился на свою правую. Та по-прежнему лежала на скатерти.

Бородач потянул его к себе, туда, в зеркало.

– Давай, братко, иди сюда! – сказал он.

И Ласковин, не успев опомниться, оказался с той стороны.

Двойник-бородач отпустил его. Оказалось, что они не рядом, а по разные стороны небольшого костра. Андрей сидел прямо на земле, а бородач – на шкуре, подобрав под себя ноги, как турок. Вокруг была ночь и странная неподвижность. Огромные деревья тянули к огню ветви. Ласковин посмотрел наверх, куда поднимался мерцающий дым. Неба видно не было. Да, это был лес. Но какой-то нереальный. Как киношная декорация. Андрей выдернул пучок травы, понюхал его. Трава пахла, как и положено траве, и испачкала зеленью пальцы, когда он растер ее.

Деревья тоже были настоящими. «Если это глюк,– подумал он,– то глюк довольно яркий!» Или это опять один из его снов-кошмаров? Нет, от снов этот мир отличался не меньше, чем здешний лес от леса где-нибудь под Зеленогорском.

Андрей вдохнул прохладный воздух. Запах леса, влаги, дыма… и того варева, что состряпала Антонина. Интересный глюк. Если он в забытьи, то почему так отчетливо мыслит? Если это реальность, то откуда ощущение кукольности окружения?

Тут Андрей сообразил, в чем дело. Звуки! Их не было! Ни шума ветра в кронах, ни самого ветра, ни криков ночных птиц. Только потрескивание горящих сучьев и невнятное пение бородача. Ласковин посмотрел на него, надеясь, что тот объяснит происходящее. Двойник не обращал на Ласковина внимания. Полировал нечто, похожее на пряжку, кусочком кожи, мурлыкал себе под нос.

«Дает мне возможность адаптироваться»,– подумал Ласковин.

Строгое чужеродное слово «адаптироваться» неожиданно придало уверенности.

Ласковин пригляделся к сидящему напротив. Да, они похожи. Не только внешностью, но и осанкой, мимикой… На бородаче была просторная рубаха и черные, похоже, кожаные, штаны. Сапоги, короткие, ярко-красные, стояли рядом. Двойник их снял, оставшись босиком. Голенище одного из сапожков смялось, второе стояло прямо. Из кармашка, сбоку, торчала изогнутая рукоять ножа.

Двойник поднял голову, подмигнул и опять вернулся к своему занятию.

Тут Андрей заметил круглый шлем, надетый на воткнутую в землю палку, и кольчугу, распяленную на рогатке. Колечки кольчуги поблескивали, словно измазанные маслом.

«Витязь»,– возникло в мозгу подходящее слово.

Если есть витязь, то еще рядом должен быть меч, да и лук тоже. Андрей более-менее представлял, какое вооружение пользовали ратники в старину. Да еще конь! Андрей напряг слух, но ни фырканья, ни шороха перемалываемой зубами травы не услышал. Какие еще звуки может издавать лошадь? Скрип? Нет, это скрипел большущий мешок, подвешенный к ветви позади двойника, там, где лежала тень.

Бородач отложил работу, поднял глаза на Ласковина.

– Что смутишься, братко? – проговорил он собственным голосом Андрея, знакомым по магнитофонным записям.– Тяжка твоя доля? Бежит от тебя победа?

– Непобедимость – в себе самом, возможность победы укрыта в противнике! – процитировал Ласковин, желая тем самым «прощупать» бородача, иллюзию.

Двойник покачал головой. Две золотые серьги у него в ушах задвигались крохотными маятниками.

– То не наша речь,– сказал он.

– Но это верно.

– Ты – господин! – с одобрением произнес бородач.– Владыка.

– Не думаю,– возразил Андрей. Но слова двойника ему польстили.

«Иллюзия!» – напомнил он себе.

– Что есть владыка? – спросил бородач.

Андрей промолчал, полагая вопрос риторическим. И верно.

– Что есть господство? – продолжал двойник.– Господство есть узда и ограда.

Крепкую шею бородача обвивал золоченый шнур, исчезавший под рубахой. Что на нем? Крест? Вряд ли.

– Есть свое и есть свои,– задумчиво, будто бы сам с собой, говорил двойник.– Солнце есть, земля, люди. Мир. Есть Мир (именно «Мир», с большой буквы – так он произнес) – своим. Чужие – вне его. Сокрушители. Ты – владыка, Ты – Мuров, люди – твои. Их жизнь – твоя. Ты даешь ее. Так по правде.