Андрей пригубил… и выпил тотчас! Залпом, хотя напиток был обжигающе горяч. Густое сладкое варево, крепкое, вкусное, немедленно всосавшееся. Сразу – в кровь. Ласковин выдохнул жаркий пряный пар и засмеялся от возникшей легкости.
– Не ошиблась я в тебе! – сказала Антонина, беря Андрея за локоток.– Пойдем, сокол мой!
– Далеко? – спросил Андрей, продолжая улыбаться. Ему сейчас все было трын-трава.
– Близехонько! – И потянула вверх, буквально поставила на ноги.
«Да, силенки у нее, для женщины, будь здоров!» – подумал Ласковин.
Оказавшись на ногах, он попробовал освободиться от ее рук, но ворожея не отпустила.
– Ты еще слаб,– мягко сказала она,– упадешь!
– Я? – Андрей хотел возмутиться (он чувствовал себя превосходно!), но понял: да, слаб. Словно молодого вина перебрал: голова светлая, а ноги не держат.
– Пойдем, пойдем,– проговорила Антонина, ведя его в сторону спальни.
Их огромные тени (свеча горела позади) переплелись и раскачивались, будто танцуя.
«Ага,– подумал Андрей не без самодовольства.– Все пути ведут в Рим!» А почему бы и нет? Такая приятная и, м-м-м, экзотическая женщина. Так он и знал, что этим кончится. Да чем еще может кончиться, когда мужчина приходит к одинокой женщине?
«Любят тебя бабы»,– говорил Митяй.
Да, любят! И он их любит! Не то чтобы всегда готов, но в данный момент – вполне. Даже со стороны заметно. А что, собственно, такого? Антонина – женщина соблазнительная. Ведьма, ха-ха! А он мужчина хоть куда! Таких мужчин так вдруг не найдешь!
«Похоже, я здорово пьян!» – подумал Андрей.
Ну, пьян. Ну и что? Мы – люди без комплексов. Как там? «Девушка, я в этом городе впервые. Не подскажете, как пройти к вам домой?» Или в данном случае больше подходит: «Прекрасные у тебя джинсы, парень! Спорим на пять штук, я сниму их меньше чем за восемь секунд?»
Американизация! Ласковин издал булькающий смешок. «Бросить палку» – это всегда в одну сторону, а «трахнуть» – вполне обратимо. Да здравствует американизация, эмансипация, демократизация и свободная инициатива!
Ласковин, ухмыляясь, передвигал непослушные ноги в сторону спальни одинокой женщины Антонины. Все они – ведьмы, неведьмы – одинаковы. Кто коньяк ставит, кто глюк наведет. Шерше ля фам! Ален Делон не пьет что-то там такое… Здоровье бережет, значит!
– Не туда! – сказала Антонина, задерживая ласковинское движение в сторону просторной кровати.– Не туда, вот сюда!
«Вот сюда» оказалось довольно высокой кушеткой, застеленной простыней. Или это был такой стол?
«Как в поликлинике!» – подумал Ласковин и прицелился взобраться, но помешала расстроенная координация – чуть не упал.
Антонина пришла на помощь, ловко подтолкнув вверх. Ласковин плюхнулся на живот и тут же расслабился – носом в пахнущую ландышем простыню, с бездумной улыбочкой…
– Перевернемся, Андрюша,– сказала женщина и умелым движением перекатила его на спину.
«Ну вот – уже Андрюша!» – подумал Ласковин, а Антонина тем временем расстегивала его рубашку.
«Все пути ведут в Рим! – с приятностью внутри думал Ласковин, пока его освобождали от одежды.– В Р-р-м-м…»
Совершенно голый, в приятном предвкушении, он глядел на сосредоточенное лицо Антонины. «Расслабься, подружка! Все будет тип-топ!»
Однако женщина не спешила воспользоваться его, хм, готовностью.
– Полежи минутку! – бросила она деловым тоном и вышла.
«Пр-равильно! – подумал Ласковин.– Гигиена прежде всего!»
Оставшись в одиночестве, он глядел в исчерченный тенями потолок. Потолок слегка покачивался.
Нечто увесистое плюхнулось на кушетку – так, что та закачалась. Пушистое и теплое щекотно прошлось по голому боку Ласковина. Андрей хихикнул, повернул голову и увидел огромную усатую морду в сантиметре от своего лица.
– А-а… – сказал он.– Коток!
Кот был что надо. Гигант в полпуда, не меньше. Полосатый, как рысь, короткошерстный, с широченной, украшенной бакенбардами рожей.
– Кс-кс… – пробормотал Ласковин и попытался ухватить его за ухо. Кот отодвинулся. У него были огромные совиные глазищи, отливающие рубиновым огнем. Кот смотрел на Ласковина в упор.
– Киса,– сказал Андрей, с трудом шевеля языком.– Давай познакомимся, киса!
Андрей любил кошек.
Вернулась Антонина и спихнула кота на пол: «Не мешай, родной!»
Перекатив Андрея на бок, она подложила под него большое махровое полотенце. Затем в руках у женщины появилась губка, которой она принялась обтирать Андрея, время от времени окуная в пластмассовое ведро. Прикосновение теплой губки, приятно массирующей кожу, было великолепно. Ласковин не обманулся в своих ожиданиях. Антонина и впрямь – нечто экзотическое.
Ассоциации с обмыванием трупа у него не возникло. Спустя примерно четверть часа Андрей был вымыт (включая и самые интимные места), насухо вытерт полотенцем и умащен неким снадобьем, от которого кожа первые несколько минут холодела, как от вьетнамской «Звездочки». Еще одно снадобье с приятным запахом было втерто в кожу его головы. Пальцы Антонины работали быстро и аккуратно, как у профессиональной массажистки.
Легкость и радостное возбуждение, испытываемые Ласковиным, все усиливались. Тело ощущалось как совершенно невесомое.
Закинув руки за спину, Антонина расстегнула платье, быстрым движением стянув его через голову, осталась в белой короткой комбинации. От нее она тоже избавилась за пару секунд и значительно медленнее распустила волосы. Они оказались очень длинными, почти до колен, хотя узел на затылке Антонины был не так уж велик. Ласковин наблюдал за женщиной с удовольствием. Он хотел ее. Но совсем не торопился.