Я – инквизитор - Страница 86

«Кажется, у меня съехала „крыша“»,– без тени беспокойства подумал Ласковин.

Он словно бы погрузился в туман, хотя видел и слышал все очень отчетливо.

В руках у Антонины появилось что-то блестящее – Андрей не успел разглядеть что. Затем настала очередь круглой чаши с двумя изогнутыми, похожими на огромные уши ручками. Антонина поставила чашу рядом с его плечом. Скосив глаза, Ласковин мог разглядеть обвивающий чашу узор из глубоких насечек. Узор был хаотический, хотя элементы его иногда повторялись. Сама же чаша была сделана из красноватого металла.

Антонина произнесла нечто совсем невразумительное («А может, я просто разучился понимать слова?» – подумал Андрей) и простерла – не вытянула, а именно простерла – над ним прекрасные руки. В левой Ласковин увидел небольшой нож с белой ручкой. Прямое короткое лезвие, скругленное на конце. Быстрое движение – и с рассеченного запястья Антонины закапала кровь. Кровь эта казалась густой и черной как смола. Ласковин слышал, как тяжелые капли разбиваются на его коже. Антонина положила нож в чашу, мазнула пальцами левой руки по ране и произнесла еще несколько непонятных слов. Затем очень быстро прикоснулась окровавленными пальцами к его рту, носу, глазам (вернее, векам, потому что глаза Андрей успел закрыть) и ушным раковинам. Ласковин машинально облизнул губы и ощутил на языке знакомый соленый привкус.

Кровь продолжала капать с запястья ворожеи, образовав теплую лужицу там, где ребра соединялись с грудиной. Антонина обмакнула в эту лужицу палец и начертала против сердца Андрея некий знак. Затем «нарисовала» два ободка примерно посередине фаллоса и, приподняв ноги Ласковина, поставила алую отметку на его анусе. С телом Андрея она обращалась как с дорогой вещью.

Кровь из надреза перестала течь. Внезапно, словно перекрыли неплотно завернутый кран.

С Антониной что-то происходило. Андрей заметил, как напряглись ее соски, а губы увеличились, как будто опухли от поцелуев. И еще ему показалось, что она не дышит.

В руках ворожеи снова появился нож. Не тот, маленький, а другой, намного больше, искривленный и черный от рукоятки до жала. Вороненый металл и оправленная в него же длинная изогнутая рукоять. Оголовье ее на добрых десять сантиметров торчало из сжатых ладоней Антонины.

Женщина занесла кинжал над головой. Губы ее непрестанно шевелились, кровяной потек чернел от запястья до локтя. Вид у Антонины был такой, словно женщина сейчас проткнет Ласковина насквозь. Андрей отнесся к этому на удивление равнодушно. Мысль, что его могут убить, казалась забавной.

Волна напряжения прошла по телу женщины, и в этот же миг она нанесла удар.

Резкий, мощный, такой, что клинок с легкостью пронзил тело Андрея до позвоночника, вошел внутрь и разлился по спинному мозгу потрясающим огнем жидкого восторга. Кажется, Андрей закричал. Или застонал. Он был безумно, невероятно счастлив: один потрясающий оргазм. Больше никаких мыслей – только чувство!

Все это ушло, вероятно, через несколько секунд, оставив «эхо» восторга, слабую боль в горле и воспоминание, что произошло нечто очень важное. Вокруг было темно и тихо.

«Я умер?» – подумал Андрей с интересом. Может быть, сейчас он увидит свое тело отдельно, внизу, как в «Привидении» или в «Бойцовых рыбках»?

Он не увидел себя сверху. Глаза его привыкли к темноте (собственно, и темноты не было, не темней, чем минуту назад), и Ласковин осознал себя лежащим на том же месте. Он снова увидел Антонину, сжавшую огромный кинжал в вибрирующих от напряжения руках. Острие кинжала было по крайней мере на десять сантиметров выше его живота.

Андрей слегка приподнял голову (теперь он мог это сделать, вернее – хотел) и обнаружил лишь засохшее пятно крови в области диафрагмы. Не его крови. С полной отрешенностью от всяких чувств он подумал: жив.

Антонина часто дышала. Тело ее каждые несколько мгновений сотрясала судорога. Нет, в комнате действительно стало темней. Свечи едва теплились.

Откуда-то, из места вне поля зрения Андрея, пришел неприятный звук. Стон. Или скрип. Так бывает, когда в ветреную ночь трутся друг о друга ветви деревьев. Или когда проводишь натянутой нитью по согнутому полотну двуручной пилы.

Ворожея дернулась, словно получила удар в спину. Она выронила кинжал. К счастью для Андрея, клинок перевернулся в воздухе и упал ему на живот плашмя. Иначе кинжал непременно продырявил бы Ласковина силой собственного веса. Мышцы его брюшного пресса рефлекторно напряглись в ответ на удар. Антонина с неожиданной для такой крупной женщины легкостью высоко подпрыгнула, развернувшись еще в воздухе… И тут же откуда-то из темноты огромный кот прыгнул на Андрея. Ласковин увидел растопыренные кривые когти, целящие ему в глаза, оскаленную морду с прижатыми ушами… Андрей не успел даже зажмуриться. И все-таки его глаза не были вырваны из орбит. Лапы твари, показавшейся Ласковину неестественно огромной, словно бы оттолкнулись от чего-то упругого. Кот завизжал (не зашипел, а именно завизжал, как пришибленная собака), отлетел назад и плюхнулся на грудь Андрея, проехавшись по нему выпущенными когтями. Андрей ощутил боль, приглушенную, как после приема наркотика. И еще он почувствовал, как внутри что-то лопнуло, словно проткнутый иголкой воздушный шар. Ласковин даже услышал хлопок, хотя это был вовсе не звук. Морда кота вдруг напомнила ему деформированную морду оборотня в ременной оплетке. Оборотня из видения… Мышцы Андрея сократились, ноги подогнулись, и он одним тысячи раз отработанным на тренировках движением встал на ноги. Отброшенный этим рывком, кот упал на пол. Упал неловко, не так, как должны падать кошки. Ласковин соскочил с едва не опрокинувшегося топчана, боковым зрением успев заметить, как ярче загорелись свечи. «Не дай им Бог погаснуть!» – мелькнула мысль. Но больше ни о чем он подумать не успел. Бешеный кот снова прыгнул на него, целя когтями в лицо. Андрей встретил его ударом, как летящий мяч, и по отдаче почувствовал, насколько плотен и тяжел зверь. Через полсекунды последовала новая атака. И следующая. Сначала Андрей бил в полную силу, но скоро обнаружил, что его сокрушительные удары не причиняют твари видимого вреда. Тогда он стал отшвыривать его более экономными движениями. Но так или иначе взбесившаяся тварь продолжала бросаться на Андрея, словно привязанная к нему резиновыми жгутами. К счастью, броски эти были абсолютно одинаковыми, в одну и ту же мишень: в глаза Ласковина. И Андрей бил абсолютно одинаковые цки в одно и то же место, пока не обнаружил, что уже прижимается спиной к краю топчана.