Я – инквизитор - Страница 94

– Может быть, сразу к ним и обратиться? – сказал он.

– К кому?

– К другим исполнителям?

– Нельзя,– с важностью произнес отец Серафим.– На то есть особые причины.

«Мести, что ли, боишься?» – подумал Ласковин.

– Я – служитель церкви,– продолжил отец Серафим.– И мне самому в это вмешиваться нежелательно. Вот отец Егорий меня понимает. Не понимает только, что излишняя мягкость может принести много вреда. Но ты, Андрей, как я вижу, человек решительный…

Ласковин взглянул на Потмакова: в чем дело?

– Не дави на него! – заявил отец Егорий.– Мы сами разберемся!

– Извини,– гость сладенько улыбнулся.– Просто за дело болею.

Ласковину он напоминал крепкое румяное яблоко… с гнильцой внутри.

– Поеду,– сказал отец Серафим, вставая,– поздно уж, матушка заждалась.

Отец Егорий тоже встал, Ласковин остался сидеть. Гость взял Потмакова за руку.

– Брат,– сказал, заглядывая в глаза.– Прошу, будь строг! Пашерова надо остановить! Без снисхождения! Многое от этого зависит!

«Кино,– саркастически подумал Ласковин.– Чистый Голливуд!»

– Что смогу – сделаю,– с неожиданной мягкостью ответил Игорь Саввич.– Не сомневайся!

«Длинный сегодня день»,– подумал Ласковин, вытягивая ноги. Провожать гостя он не собирался.

– Что так поздно вернулся? – спросил, появляясь, отец Егорий.

– В гостях был,– ответил Андрей и улыбнулся, вспомнив Наташу.

Потмаков, напротив, нахмурился. Подумал, должно быть, об Антонине. Но допрашивать не стал; в гостях так в гостях. Ласковин с удовольствием рассказал бы ему о Наташе, но… не сейчас.

– Батюшка,– произнес он, в первый раз называя так отца Егория,– можно узнать, как вы все-таки отличаете, кто служит сатане, а кто – нет?

– Многие служат… – пробормотал Игорь Саввич.– По ведению или неведению – многие.

– Нет,– уточнил Андрей.– Я о тех, кто…

– Понял, понял,– перебил отец Егорий.– Не о служащих, о предавшихся спрашиваешь.

Он стоял посреди гостиной, такой высокий, что потолок комнаты казался ниже, чем на самом деле.

– Бога спрашиваю,– сказал после паузы тихо.– Смиренно вопрошаю и жду. И Бог, если удостоит,– отвечает.

– Словами? – спросил заинтригованный и несколько благоговеющий Ласковин.

– Нет. Пониманием. Вижу: иная душа будто червем изъедена. А иной… как бы и вовсе нет. Вот такой-то и предался диаволу. А ты к чему спросил?

– Из любопытства,– ответил Андрей.– Отец Егорий, вы отца Серафима давно знаете?

– Давно. Что, не понравился?

– Нет! – решительно ответил Андрей.

– А ты ему – да! – усмехнулся Потмаков. Андрей пожал плечами.

– Он нам приглашения привез,– сказал Потмаков.– В Мраморный дворец, на прием.

– Зачем? – удивился Ласковин.

– Чтобы на Пашерова могли поглядеть. Говорит, будет он там.

– Сегодня пятница,– сказал Андрей.– Значит, до вторника ничего не предпринимать?

– А что ты можешь предпринять? – осведомился Игорь Саввич.

Андрей еще раз пожал плечами.

– Завтра утром,– сказал отец Егорий,– будет у нас разговор.

– О чем?

– О тебе! – Игорь Саввич взглянул строго.– Попрошу у Бога вразумления, чтобы указал, как тебе грех с души снять. Время ныне для искупления хорошее – Великий пост. Но уж и согрешил ты… – Отец Егорий покачал головой.

– Что скажете – то и сделаю,– ответил Андрей. Для него Антонина и все, что с ней связано, уже отодвинулось в прошлое. Сегодняшним стала Наташа.

«Напои меня полынью…»

– Скажу…– Отец Егорий пропустил сквозь пальцы веер бороды.– Почивать пора. Только давай сперва помолимся. Вместе.

За окном завыла собака. Не их, чужая.

«Завтра – новолуние»,– неизвестно к чему вспомнил Андрей.

Спустя полчаса, уже лежа в постели, он подумал о Наташе, и тут же холодком шевельнулось в груди. «Почему? За что?»

В бескорыстную щедрость судьбы Ласковин не верил. Если двое встретились, значит, они нужны друг другу. Судьба практична. Зачем он, Ласковин, нужен такой девушке? Почему они встретились сегодня (вернее, уже вчера), а не полгода назад, когда Андрей был свободен и беззаботен? Почему – не через полгода, когда, может быть, он снова будет свободен?

Вспомнилось сказанное отцом Егорием: «Уж и согрешил ты…» За что?

Он уже засыпал, когда из тревожных мыслей образов вынырнуло бородатое лицо «двойника». Вынырнуло, усмехнулось: «Ты, владыка, и не знаешь? Оберег…» – И кануло, не договорив.

Наступила ночь.

Глава восемнадцатая

– Когда-то я хотела стать врачом,– сказала Наташа, глядя на мрачноватые стены больницы, мимо которых они шли.– Даже в Первом меде отучилась почти три года…

– И что? – спросил Ласковин.

– Ушла. Лечить почти невозможно, а смотреть, как умирают…

– Ну, некоторых лечат! – возразил Ласковин, вспомнив Гудимова-младшего.

Выписался паренек в относительном порядке, не инвалид, а вполне дееспособный молодой человек. Но была ли в этом заслуга лечащих врачей или Вячеслава Михайловича Зимородинского?

– Не всегда,– согласилась Наташа.– И не всех, вот что обидно! Кому-то ты становишься доброй, а кому-то – злой. А злой быть не хочется!

Она встряхнула головой, и белые «уши» ее шапочки разлетелись в стороны.

– Как поработалось? – спросил Ласковин, имея в виду тренировку.

– Нормально.

Они остановились, пережидая поток машин, потом перешли на другую сторону и направились к троллейбусной остановке. Ласковин предпочел бы взять мотор, но Наташа сказала «Не нужно», и он не стал спорить.

– А твои танцы? – Андрей в первый раз задал вопрос о Наташиной профессии.– Тоже что-то лечебное?