Я – инквизитор - Страница 29


К оглавлению

29

Рядом остановился Клуша, начальник хренов, задышал сипло.

– Ты что делать собрался?

– Шлепну его,– не отрывая глаз от прицела, сказал Макар.– Не робей, Клуша!

– Спугнешь! – прохрипел «хренов начальник».

– Я? – Макар негромко засмеялся.– Я его одним выстрелом положу. Забьемся, Клуша? На сотню баксов?

– Ты его спугнешь, мудак! – рявкнул Клуша в ухо бывшему десантнику.

Макар промолчал. Внизу белел снег, и маскхалата на Спортсмене не было, это точно.

«Ну,– сказал сам себе Ласковин,– давай, парень!» Адреналин бурлил у него в крови.

Пригибаясь, на всякий случай зигзагами, Ласковин устремился к цели… и через несколько секунд упал на снег рядом с машиной. Никто по нему не стрелял.

Твердый, воняющим порохом ствол пистолета уперся в щеку Макара.

– Стрельнешь, башку разнесу, понял?– прохрипел Клуша.

Макар с ненавистью глядел, как двигается внизу темное пятно цели. Одна короткая очередь – и Спортсмен плюхнется в снег: отбегался, парень!.. И этот говнюк пристрелит его без всяких колебаний! И никто не вякнет: любимчик Крепленого!

«Мишень» добежала до автомобиля, обогнула и залегла с другой стороны. Макар поднял ствол автомата, но Клуша пистолет не убрал. На всякий случай. Оба напряженно смотрели на присыпанную снегом крышу «шестерки».

«Тихо,– подумал Ласковин.– Подозрительно тихо!» Никто не стреляет, никто не выбегает из подъезда или из подворотни, будто никому больше не нужен Андрей Ласковин.

Он отключил сигнализацию и сел в машину, оставив дверцу открытой. Выждал. Странное было у Андрея ощущение: будто за ним следит злой немигающий глаз. Чужой. Ждущий. Чего только?

– Ладно,– сказал вслух Андрей.– Разберемся!

И повернул ключ.

Стартер молчал.

Не зря Зимородинский говорил Андрею, что тело у него быстрей, чем мозги. Голова еще соображала, что это стряслось с так хорошо отлаженной машиной, а тело уже вывалилось из салона и с низкого старта, по-спринтерски – прочь. А в следующую секунду тугая волна ударила в спину, сбила с ног, швырнула вперед, полуоглушенного, на выставленные руки, а через секунду Ласковин уже был на ногах и мчался по темным дворам, петляя (хотя никто в него не стрелял), не разбирая дороги,– прочь, прочь, пока не увидел впереди, под аркой, освещенный фонарями Каменноостровский проспект. Тут силы покинули Андрея, он, буквально упав на ствол старого тополя, прижался лбом к заледенелым трещинам коры и обмяк, глотая ледяной воздух и слушая бешеный бой сердца.

– Ну, вы ответите, вы мне ответите, ответите… – бормотал он, со всхлипом втягивая режущий горло воздух.– Ответите…

Окончательно Андрей пришел в себя, ощутив, как что-то теплое стекает по животу. Ощутил и сразу вспомнил короткую вспышку огня, полоснувшего по ребрам. Теперь этот огонь пылал у него в левом боку, и Андрей понял, что стоит на морозе уже довольно долго, что ранен и запросто может потерять сознание (от физической перегрузки, от потери крови), свалиться в колючий снег… и тогда точно – все!

«Пластырь,– подумал Ласковин.– Аптечка. Пластырь в кармане!»

Да, он был там, большущий квадрат телесного цвета с предохранительной сеточкой, чтобы бактерицидная ткань не прилипала к ране.

Задрав свитер и рубашку, Ласковин, кривясь от боли, нащупал оставленную пулей борозду, налепил пластырь и плотно прижал края. Пластырь тут же набух кровью, но это уже не страшно. Несколько минут – и кровотечение прекратится.

Ласковин застегнул куртку и вышел на проспект. На часах 5.45. Метро уже открыто. Но метро сейчас – перебор. Андрей вынул из бумажника банкноту в десять баксов и поднял ее в традиционном жесте.

Первая же машина остановилась.

– Вторая Советская,– сказал Андрей, с наслаждением падая на заднее сиденье, в теплые недра салона.

– Там у меня сумка с книгами, не помешает? – заботливо спросил шофер.

– Нет. Я подремлю, разбудишь, когда приедем, ладно?

– Не беспокойся,– пообещал водитель, и машина мягко взяла с места.

На сей раз снилось Андрею утро. Теплый ветер овевал лицо, неся запах искрящихся росой трав. Но сами травы были где-то внизу. Колени Андрея сжимали теплые бока коня, приплясывающего, встряхивающего желтой гривой, косящего на всадника выпуклым глазом.

Андрей никогда не сидел в седле, но сейчас чувствовал себя легко и удобно. В левой ладони лежала плетеная кожаная уздечка, но она была лишней. Довольно и колен, чтобы править великолепным скакуном.

В правой руке Андрея было копье. Намного короче, чем у средневековых рыцарей, но тяжеленькое. Еще на Андрее была кольчуга, однако ее тяжесть, равно как и тяжесть шлема, телу были привычны.

Стояло чудесное солнечное утро, но сердце Андрея не радовалось ему. Впереди, примерно в полукилометре от него, вытянулись казавшиеся бесконечными ряды воинов. Враги. За спиной Андрея тоже стояли воины. Но их было меньше, намного меньше.

Андрей обмотал узду вокруг луки седла, отцепил щит, круглый, с медной шишкой посередине, и слегка ударил каблуками в гладкие бока коня. Тот фыркнул и с места взял крупной рысью, играючи, показывая силу.

Теперь Андрей видел, куда направляется. Вернее, к кому. От вражьих шеренг отделился всадник, поскакал навстречу. Крохотная фигурка, сверкающая в лучах солнца, черная грива коня, летящая по ветру.

Белый, в яблоках, Андреев жеребец заржал и сам, без понукания, пошел галопом, мерно встряхивая всадника, выбивая копытами тяжелый ритм. Ножны длинного меча хлопали Андрея по бедру. Он приподнял копье, прикидывая по руке. Противник тоже прибавил. Приближаясь, он увеличивался, словно вырастал из земли.

29